ВСТУПЛЕНИЕ 
 

Кто там, Кто там идет по земле
так легко, словно тяжести нет?
Кто там, Кто там несет на челе
ослепительной истины свет?
Кто там, Кто там стоит на горе
ближе некуда, то есть родней;
превосходною степенью, пре-
восходящую ярость и гнев?
Кто там, Кто там висит на кресте,
снят с него и внесен в тесный склеп?
Кто там, Кто там всегда и везде,
даже если слепого ты слеп?
Даже если глухого ты глух,
даже если нагого ты наг...
Перехвачен бессмертием дух.
Зарастает травою овраг.
 

 СТОЯНИЕ ПЕРВОЕ 
 

Гнев слепой, глухая ярость,
буйство нищих, злоба знати.
И Господь, дающий даром
всепрощенье благодати.

Всепрощающая Вечность
не карает и не губит.
Человека человечней
Иисус, который любит.
 

 СТОЯНИЕ ВТОРОЕ 
 

Которые не с Ним, и с теми
Христос. Которые не с Ним,
безумны, как безумно время,
что не стремится стать родным.
Что не умеет и не хочет...
Но Бог склоняется над тем,
чье знанье – это опыт ночи
и страха, чей рассудок нем.
И человек в больной отчизне
и в бесноватые года
вдруг понимает смысл жизни,
что только в Боге. Навсегда.
 

 СТОЯНИЕ ТРЕТЬЕ 
 

У Бога все живы, все целы.
Нет мертвых и малых у Бога.

И жизни даны, как наделы
земли, чтобы делалось много.
Он мог не упасть, но Он падал.
И прятали руки зеваки,
не веря, что дышат на ладан
и кровли дворцов, и бараки,
и храм, где звериные норы,
где Свет не нашел себе места...

У Бога нет с кроткими ссоры,
у Слова нет разницы с Текстом.
 

 СТОЯНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ 
 

Опустились у Матери руки,
подкосились у Матери ноги,
как увидела взор, полный муки,
как услышала окрик: «С дороги!..»
И спросила Мать: «Милый, хороший,
Ты куда держишь путь, весь изранен?..»
И ответил Ей Сын из-под ноши:
«Я домой, Мать, иду с поля брани.
Я к Отцу восхожу с поля сечи».
Поднялась пыль и снова осела.
Полдень был, а казалось, что вечер.
Лишь на Западе небо светлело.
 

 СТОЯНИЕ ПЯТОЕ 
 

Каждая буква Завета
дарит любви перевес.
Амплификация света
к Свету приводит небес.
Это крещендо подъема
предполагает побег
от кривизны, что знакома
по установкам калек,
по расстановке конвоя...
Свет продолжает расти
и, выпрямляя кривое,
Богу готовит пути.
 

 СТОЯНИЕ ШЕСТОЕ 
 

Теперь повсюду столько крошев,
что все равно календарю.
Перед Его чугунной ношей
свечой заплаканной горю.
Перед Его чугунной чашей
стою рыдающим огнем,
которому уже не страшен
дверей распахнутых проем.
 

 СТОЯНИЕ СЕДЬМОЕ 
 

Когда Он упал в пыль глубокую, в прах,
когда Он лежал на дороге,
Надежда и Вера сидели впотьмах,
Любовь умирала в остроге:
воды не пила, не брала крошки в рот,
а билась о стены, как птица,
не зная, что ей предстоит перелет,
что Ангелом стерта граница,
что Сын поднимается в Славе к Отцу...
«Господь мой и Бог!» – скажет с дрожью
Фома, и слеза потечет по лицу,
по пустоши и бездорожью.
 

 СТОЯНИЕ ВОСЬМОЕ 
 

А как назвать изволите еще
всю эту высь, всю эту даль с дорогой...
и стражника бессильное копье...
Нет имени у Сына, кроме Бога.
И как еще, когда стада Пастух
пасет, преображая зренье слуха.
Спаситель наш, Сладчайший Иисус!
Нет имени у Сына, кроме Духа
Святого. И облаткой тишины
лежит Земля Святая – Палестина,
где высь и даль по-прежнему слышны.
Нет имени у Сына, кроме Сына.
 

 СТОЯНИЕ ДЕВЯТОЕ 
 

Когда я не смогу нести
свой крест, когда я в землю лягу,
он над землей начнет расти,
и Небо будет его флагом.

И станет ближе высота
и красота, поскольку хлеба
я не просила у Христа,
а Неба только. Только Неба.
 

 СТОЯНИЕ ДЕСЯТОЕ 
 

Поделили платье, бросив жребий.
Гвозди, как булавки, взяли в рот.
И прибили к небу Крест, и в небе
свет померк, и Ангелов полет
прекратился. Саддукеев кучка,
фарисеев куча. Темнота.
И Земли недолгая отлучка
от Него и от Его креста.
 

 СТОЯНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ 
 

Обрушилась такая вьюга,
надвинулась такая мгла,
что не иметь в виду друг друга
могли лишь пепел и зола.

Все прочее состыковалось
и стало цельным, чтобы Свет
рассеял иудейский хаос
и доказал, что смерти нет.

Воистину! – где жало смерти,
где пир и торжество зверей?
Сын ставит адрес на конверте
небесной родины Своей.

И повторяет мягко, тихо,
для тех, кто в дальнем далеке,
что время – это только выход
на волю с вольною в руке.

Что действие и место – данность,
которую легко забыть...
И катит Небо океаном
волну, с которой дальше плыть.
 

 СТОЯНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ 
 

Вера без дел мертва,
души мертвы без веры.
Камень пробьет трава,
Свет против мрака меры
примет, и Иисус –
Бог всякой благодати –
не оторвет от уст,
не разожмет объятий.

Будет еще весна,
пир брачный в светлой зале,
хлеб и бокал вина –
Тело и Кровь в бокале.
 

 СТОЯНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ 
 

Те, кто Духом был взят на поруки,
Страстотерпца снимали с креста.
И Мария все гладила руки,
целовала святые уста.
И спешила одеть Его в ткани,
и качала, как в люльке дитя,
и молила: «Пусть встанет, пусть встанет!..»
И услышала: «Время спустя».
 

 СТОЯНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ 
 

Время, когда переходит в пространство,
вывернув глаз, вынимает соринку
темного места и темного чванства;
то есть той тьмы, что бубнит под сурдинку
тьмы еще большей.
                                  И Ангелы (оба),
скоростью света презрев скорость смерти,
волей небес отсылают от гроба
к Вести, что больше освоенной тверди,
больше, чем в мире местечек и мест:
Господа нет среди тьмы,
                                         Он воскрес!